Налковская, Ожешко и другие... Беседа с Профессор Светланой Мусиенко

Для начала мы хотели бы вас попросить коротко рассказать об истории гродненской полонистики.

Всё началось ещё в советские времена и история факультета связана с сотрудничеством между Польшей и Советским Союзом. У меня были связи с польскими вузами и Академией Советского Союза в Москве. В Москве я защищала две свои диссертации – и кандидатскую, и докторскую, одновременно сотрудничая с Варшавским университетом. В то время реализовалось польско-советское соглашение под названием «удаление белых пятен» в истории и культуре Польши и Советского Союза. На этой волне с 1986 года я начала заниматься творчеством Зофии Налковской. Позже, благодаря этому, мне удалось создать её музей.

Почему вы выбрали именно творчество Зофии Налковской?  

В книге Евы Пеньковской, учебнике для средних школ, я нашла информацию о том, что с 1924 по 1926 год Зофия Налковская проживала в Гродно. Я начала это проверять. Оказалось, что Налковская жила в Гродно с 1922 года, а уехала оттуда 17 или 18 января 1927 года. С её пребыванием в этом городе связанно много интересных фактов. Писательница появилась в Гродно, поскольку вышла второй раз замуж за Яна Юра Ожеховского, полковника Стражи граничной. В то время она уже была большой дамой польской литературы и замуж вышла по любви. Приехала в Гродно в качестве супруги офицера, отправленного на Восточные кресы. Но они развелись. Супругов разделили политические взгляды. Налковская была связана с демократией, её отец, Вацлав Налковский, был выдающимся демократом.

Я начала собирать материалы к своей первой книге. Вскоре она была опубликована под заглавием «Творчество Зофии Налковской». Множество интересных информаций мне удалось найти в тюремном музее в Гродно, куда меня допустили в рамках акции «удаление белых пятен», а этот аспект биографии Налковской оставался неизвестным. Потом я начала собирать разные материалы, связанные с писательницей – в основном это были пожертвования – книги, фотографии, мебель. 3-4 дня я ходила в тюрьму и фотографировала собранные там материалы. Это было непростое, попасть в тюрьму с той целью. Тюрьма была очень старая, ей почти 300 лет, и она всегда исполняла карательные функции со строгим режимом.

Когда я работала над докторской диссертацией, я консультировалась с моим научным руководителем, профессором [Виктором] Хоревым, выдающимся, известным во всём мире славистом. Мы решили, что я постараюсь получить согласие на возглавление кафедры польской филологии.

Сложно ли было получить формальное согласие на учреждение полонистики?

Меня направили в комитет партии, где со мной провели ряд бесед. Г-н Светлов, который был моим куратором в то время, когда я уезжала на кандидатскую стажировку в Варшавский университет, пригласил меня в комитет. Я спросила его тогда, можно ли привозить книги из Польши – на границе меня никогда не подвергали особой проверке ни наши, ни ваши пограничники. Всё, что было мне необходимо, я привезла. Светлов в то время был уже высокопоставленным чиновником. Он положительно относился к идее учреждения полонистики в Гродно, но говорил о надобности соблюдения постановлений итд. В Гродно функционировал Союз поляков Белоруссии, во главе с г-ном [Тадеушем] Гавином, чиновником белорусской Пограничной службы и горячим приверженцем польской культуры.

В 1986 году я опубликовала книгу, а в мае 1989 года провела первую международную конференцию под названием Творчество Зофии Налковской в кругу славянских литератур. Среди гостей был член польского комитета партии, г-н Навроцкий, а также ряд учёных. В июне меня вызвал ректор, информируя, что мне следует собирать команду, поскольку с 1 сентября я возглавлю полонистику. А ситуация выглядела так, что у меня не было ничего кроме библиотеки, которая состояла из книг, привезённых мною раньше из Польши. На данный момент фонд библиотеки насчитывает свыше 10 тысяч книг, первые 2 тысячи я передала из собственных запасов. Я получила грузовик с шофёром и мы ездили по всей Польше, собирая публикации. 1 сентября 1989 года должны были начаться занятия, а в августе я с 4 ученицами поехала принять участие в летней школе польского языка в тогдашнюю Высшую педагогическую школу в Кракове. Позже, мы сотрудничали с краковским вузом, с профессором Яном Тшинадлёвским из Вроцлава, а также с Варшавским университетом, на котором я проходила кандидатскую стажировку. Мы приняли решение, что полонистические предметы будут читаться на польском языке. Программу мы подготовили совместно с Граньским университетом, в котором работала моя подруга, профессор Малгожата Черминьская. К нам приезжали учёные со всей Польши, и литературоведы, и языковеды, в т.ч. Профессор Халина Бурштыньская, которая родом из Гродно. Открытие кафедры было шумное. О нас писала белорусская, польская, русская пресса, и даже появилась информация о нашей полонистике в программе «Время» (главная информационная программа в советском общественном телевидении – ред.).

За время существования кафедры мы подготовили 500 полонистов. У нас было 17 полонистических предметов и монографические лекции. Мы приглашали учёных из Польши и Москвы, несколько лекций прочитал также Рольф Фегут. Я выпустила шестерых кандидатов наук в отрасли литературоведения, были также два человека, которые написали кандидатскую по языковедению.

Как выглядит обучение в теперешние времена?

Наблюдается процесс уменьшения числа студентов, принимаются решения, которые с моей точки зрения не способствуют учебному процессу. Из-за разногласий с ректором Евгением Ровбой и решила отказаться от руководства факультетом. Я учредила научный семинар, на который пригласила исследователей из Белостока. Его название: «Мировая литература. Этнос в свете истории и современности. Польский язык и литература». Я открыла тоже Международный научно-учебный координационный центр «Международный институт Адама Мицкевича». Мы продолжаем тесно сотрудничать с Белостокским университетом и уже в меньшей степени с Педагогическим университетом в Кракове. Третий центр - это Гданьский университет. Правда, профессор Бахуж уже на пенсии, но сотрудничество с Гродном координирует профессор Гражина Томашевска. С г-жей Черминьской мы в дальнейшем дружим. Она уже на пенсии, хотя её научная активность продолжается. Мы проводим конференции – попеременно, раз в Белостоке, раз в Гродно. Вскоре я перееду в Минск, хотелось бы, чтобы там также процветала полонистика. Хотя на данный момент в Белоруссии продолжается процесс воссоединения кафедр и институтов, и это меня удивляет, поскольку я считаю, что учебный процесс должен способствовать науке, а наука должна оставаться наукой.

Какие исследования вы проводите в данный момент?

Прежде всего – они касаются мировой литературы. Мы исследуем три главных вопроса. Первый – это Адам Мицкевич на фоне мировой литературы. Дальше – мой бывший научный руководитель, Хорев, предложил использовать имагологию в исследовании проблемы «я и другие», поляки и россияне друг о друге. Я употребляю эту теорию в исследовании отношений между Польшей и Белоруссией в категории литературы, культуры и политики. Третье направление – это литературные и культурные связи между Россией, Польшей и Белоруссией. И на конец, творчество Мичкевича, Ожешко и Налковской – троих писателей, которые оставили заметный след в мировой литературе и одновременно прославляли Гродно. Многие произведения Ожешко были написаны именно в Гродно, действие самых интересных текстов Налковской происходит именно здесь. Публикуется новый перевод Мейера Эзофовича на русский, а я решила исследовать, каким образом на текст повлияли иллюстрации Андриолли. Я считаю, что иллюстратор предложил продолжение повести, показал дальнейший путь её героев, что очень не понравилось писательнице.

Как вы считаете, каково будущее гродненской полонистики?

Я думаю, что всё останется как есть. Экскурсии из Польши, России, других стран. Открытие Музея Налковской было очень шумное. Я пригласила г-на [Януша] Одровонжа-Пенёнжека, директора Литературного музея из Варшавы, который отметил, что наш музей «научно правильный». К примеру, я нашла архитектурные детали, о которых упоминала в своих произведениях Налковская.

Популярно ли изучение польского в Белоруссии?

Должна сказать, что у меня никогда не было проблем с набором студентов. На данный момент есть довольно много людей, которые уезжают в Польшу.

Госпожа Профессор, какие у вас есть научные мечты?

Я написала свыше 300 работ, большинство из которых связано с польской культурой и языком. Они печатались в Белоруссии, в России, в Польше, в Украине, в Швейцарии. Я опубликовала 3 книги. Теперь хочу подготовить книгу об истории кафедры, историю белорусской поллонистики, историю сотрудничества с Польшей. Потом хотелось бы издать лучшие статьи о Налковской. Существует важный пробел в исследованиях творчества писательницы, который относится к её дневникам. Я хотела бы там также разместить материал о танце у Мицкевича, о связях танца с поэзией. Также меня интересует отношение Элизы Ожешко к национальностям, проживающим в Гродно. Хочу в дальнейшем изучать еврейский вопрос её творчества, а также собрать и систематизировать материалы, связанные с гродненскими темами.

Зофия Налковская это ваша любимая писательница? Или всё-таки Ожешко? А может кто-то совсем другой?

Кто-то другой. Болеслав Прус. По национальности я украинка, а мой интерес к польской литературе появился в связи с творчеством Пруса. Я считаю, что это был самый выдающийся польский писатель. Также я люблю произведения других авторов, из литературы белорусской – это [Максим] Богданович, из русской, наверное, самые близкие для меня писатели это Лермонтов и Блок.

А если Прус, то какое именно его произведение?

Рассказы. Я очень люблю Куклу, поскольку это отнюдь не девятнадцативечный роман, это произведение XXI века. В Фараоне есть ряд новинок, которые вошли в литературу во второй половине XX века и возводят к XXI веку. Признаю и ценю также других писателей, очень люблю, например, Лето в Ноане Ивашкевича. Но Прус не имеет себе равных. Общество ещё не созрело к нему. Чтобы понять Пруса, оно должно быть образованное, интеллектуально готовое.

Благодарим за беседу.